I'll take the shot. I'll make it stop
Enough of the scars. Enough broken hearts

Tonight we escape. Just you and me We'll find our peace

[indent] Пауза, которая подразумевает продолжение диалога со стороны Лу, затягивается, не позволяя даже на мгновение забыть о том, что наши с ней отношения находятся на грани. Смотрю на девушку, в ожидании ответа и вспоминаю как всё начиналось: молодые, полные надежд и мечтаний студенты соседних университетов; каждая встреча наполнена радостью и ожиданием; мы смеялись, делились секретами и строили планы на будущее. Но со временем, как это часто бывает, реальность взрослой жизни ворвалась в наш идеальный мир. А затем мы столкнулись с проблемами, которые, как оказалось, не решить просто сказав "люблю тебя", где поцелуй с утра не извинение за то, что кого-то из нас не было рядом в какой-то важный для другого момент, а слова "работа", "карьера" и "кастинги" не оправдание твоего отсутствия, когда ей было хуже всего, когда она просто пыталась выжить.
[indent] Я понимаю, что в этом молчании скрыта вся боль, которую она_мы накапливали годами. Молчание как будто проводит черту под всем тем, что было между нами. Пытаюсь найти слова, которые могли бы разорвать эту тишину, но они только царапают горло, заставляя нервно кашлянуть пару раз. Боюсь, что скажу что-то не то, что ранит её ещё больше. И в этом страхе осознаю лежащий всё это время на поверхности факт того, что, скорее всего, я, как и Лу уже давно не знаем, как правильно общаться друг с другом. Как она и говорила, мы стали чужими, и может быть, это тот самый момент, когда нужно не сделать шаг навстречу друг другу, а наоборот, разорвать все связи? Возможно, именно здесь и сейчас, и есть развязка наших отношений?
[indent] Пальцы холодеют от мелькнувшей мысли. Но ведь то, что сейчас между нами, вообще трудно назвать отношениями. Скорее — затянувшаяся на несколько лет агония двух влюблённых подростков, которые, столкнувшись с реалиями взрослой жизни понимают, что неминуемо должны расстаться, но в силу юношеского максимализма никак не могут пересилить чувство собственничества и продолжают делать друг другу больно. Все наши предыдущие встречи с Лусы яркий тому пример. И всё это время, всё количество пробуждений одного из нас в пустой постели — будто попытка понять, насколько сильным могло бы быть наше желание быть вместе, что бы преодолеть все те препятствия, которые мы сами же и создавали.
май 2024г.
Приподнявшись на локте, смотрю на Лусы, которая спала, прижавшись ко мне. Укрытая простыней, она выглядела не менее сексуально, чем во вчерашнем наряде. Пухлые губы были такими соблазнительными, что я не сдерживаюсь и легко целую их. Лу шевелится, а я отодвигаюсь на край кровати. Поднявшись, одеваюсь, протягивая футболку Лусы. Её вещи валяются где-то на полу. Она зевает, потягиваясь. При этом край простыни соскальзывает с её груди. Резко хватает футболку и поспешно натягивает, будто хочет спрятаться.
— Я не знаю, как себя вести после того, как….
— Как кто-то из нас не успел сбежать?
— Я не знаю, что мне следует делать сейчас.
— Не делай то, что не хочешь.
— Ты хочешь остаться здесь?
— Не превращай это в нечто большее, чем было.
— А что это было?
— Я не знаю.
— Какое-то время нам было действительно хорошо, и нет ничего постыдного в том, чтобы наслаждаться этим.
Мы сидим на разных углах кровати. Одновременно бросаем взгляды через плечо.
— Хочешь сказать, что это был окончательный прощальный секс?
— Да.
[indent] "Почему мы не можем просто отпустить друг друга?" Мы оба знаем, что это будет правильно. У нас было три года на то, что бы изменить ситуацию, найти выход. Но что, если выхода нет? Что, если мы действительно пришли к тому моменту, когда нужно расстаться? Этот вопрос мучает меня. Я пытаюсь представить, как будет выглядеть моя жизнь без неё. Мне снова страшно, потому что я не представляю себя без Лу. Слишком давно она стала частью моего мира и мысль о том, что её не будет рядом, раздражает и злит. А Лу продолжает молчать и меня медленно сковывает вот тот ужас, который до дрожи в коленях, до звенящей пустоты в голове, когда кажется всё вокруг движется в привычном темпе, один ты замер на месте не в силах пошевелиться. Но, каким бы ни был финал, пора наконец разорвать этот порочный круг, где мы продолжаем тянуть за остатки нити, когда-то связывающей нас и изводить друг друга.
[indent] Сжимаю плечи Лусы крепче и решаю сказать хоть какие-то слова, что бы сдвинуться с этой чёртовой мёртвой точки, когда слышу довольно тихое: — Ты не понимаешь. Я боюсь... В её глазах нет осуждения, все сказанные дальше слова будто констатация факта, для неё в первую очередь. Говорить правду непросто, особенно когда мир вокруг нас стал таким сложным, когда каждый день приносит новые вызовы, когда есть риск потерять всё. Кажется, что она никак не может избавиться от ощущения, что так же как и я, стоит на краю пропасти. — Знаешь, я тоже боюсь. Боюсь, что слишком много требовал взамен, что не смогу соответствовать твоим ожиданиям и дать тебе то, что ты заслуживаешь, что..., — обрываю себя на полуслове. Что со временем ты снова разочаруешься во мне — Но я не хочу, чтобы страхи управляли нами. Я хочу, чтобы мы были вместе, несмотря ни на что. Вот только от проблемы подчинения расписанию нам не удастся избавиться, ты же понимаешь это? Ни у тебя, ни у меня нет возможности сказать категорическое нет. Но мы можем пойти против условий, мы можем продиктовать новые, свои, правила и выиграть. Но только, когда будем вместе.
[indent] Не могу понять, что происходит. Лусы делает несколько шагов назад, а я прячу руки в карманы, втягиваю голову в плечи, нахохлившись как воробей. Её взгляд на пару мгновений замирает, становится стеклянным, потом начинает метаться, будто она потеряла точку опоры или ослепла. А затем происходит взрыв, словно кульминация всего, что мы разворошили за эти сутки. И всё, что так долго сдерживало её в мнимых рамках контроля — лекарства, маски, кажущаяся стабильность — вдруг рухнуло. Эмоции, подавленные и замаскированные, вырываются наружу. — Ненавижу... ты приехал... не пришел раньше... они не ты... — слушаю, как она изливает свои чувства, словно изломанная кукла, которой вдруг позволили говорить. Каждое её слово как маленькие надрезы ножом, вроде и ничего страшного, но когда их станет слишком много, шутки закончатся. Хотелось ответить, объяснить, но знаю — ещё не время для моих слов, — ненавижу, что отпустил... всё равно тебе сдамся... всё ещё люблю тебя... Кажется, что это не только крик души Лу, который давно надо было излить, вся эта ситуация оголяет до предела и меня, прошивает насквозь, делает слабым. Вижу, что Лусы выдохлась, она замирает, уставившись на меня немигающим взглядом — наступает тишина. Неудачная попытка стереть слёзы, ещё одна и ещё.
[indent] Может, именно так и должно было быть? Может, через это нужно было пройти, чтобы вскрыть все свои внутренние раны, чтобы наконец освободиться? На мгновение закрываю глаза, пытаясь собраться с мыслями. Мне было стыдно за то, что оставил её, за то, что не пришел раньше, когда она нуждалась во мне больше всего, что поддался своей обиде и перестал пытаться, что послушал других и отпустил ситуацию. Но знаю, что она права и после её слов не могу не надеяться, что, возможно, у меня получилось достучаться и шанс, всё ещё призрачный, но всё-таки есть. Я не хочу, что бы меня жалели, я не хочу, что бы меня простили, я не хочу, что бы меня оправдали. Я хочу другого, чего-то большего или, наоборот, простого и обычного — понимания, которое бы разрушило все стены, выстроенные обоюдными невысказанными обидами и попытками найти друг другу замену, В этом мире, полном чужих лиц и безликих масок, мне повезло найти того, единственного человека, кто способен видеть меня настоящего, кто может принять и понять и не пытаться исправить. Ну почти. И я хочу покончить с этой нашей неопределённостью раз и навсегда.
[indent] Говорят, нет ничего более постоянного чем временное. Вспоминать о ней в то время было сродни ощущению когда раздираешь почти зажившую рану. Мы разошлись, и хотя я всегда считал себя человеком, который умеет контролировать свои эмоции и старался убедить себя, что, наверное, это было правильным решением, каждое утро, просыпаясь, мне было так же плохо, как и накануне вечером. Самовнушение не действовало. Да, мы оба пытались двигаться дальше, строить новые отношения, но каждая встреча с ней оборачивалась очередным срывом. Почему-то я всегда думал, что время — лучший лекарь, но, похоже, это не работало в нашем случае. Или это только мы с Лусы были настолько упертыми и при этом слепыми баранами, что при своих, вроде как сложившихся новых романах с другими, умудрялись каждую новую, непосредственно лицом к лицу, встречу заканчивать в одной постели? А на утро играть в старую как мир детскую игру, прятки? Точнее, кто быстрее проснётся и сбежит первым.
[indent] Что самое смешное, в самом горьком понимании этого слова, ни Юэ, ни Мяо Ю не смогли заполнить ту пустоту, которую оставила Лусы. Я не хотел обманывать их, притворяться, что между нами что-то особенное и будет продолжение. Потому что я ничего не мог дать взамен. Разве что с Юэ мы ненадолго снова стали теми беззаботными молодыми людьми, которые вроде бы влюбились друг в друга без оглядки. Но в глубине души я знал, что это всего лишь иллюзия. Наша история не могла быть написана заново. Никогда не думал, что окажусь в такой ситуации, когда буду прятаться от собственных чувств, но реальность оказалась жестокой. Разрыв избавил меня от каких бы то ни было надежд, мечтаний и веры в счастливое будущее, в семью и детей, в брак, в жену, с которой я хотел бы встретить старость. Я научился_привык больше ни в ком не нуждаться. Ведь чем ближе подпускаешь кого-то к себе, тем больнее тебя могут ранить. Доказательство — сейчас стояла передо мной и смотрела на меня с той самой улыбкой, которая когда-то свела меня с ума. Только взгляд уже стал осознанным и серьёзным, будто она снова приняла решение сбежать.
[indent] В этот момент мне становится всё равно и плевать я хотел на всех и вся. Не в силах устоять перед желанием прикоснуться к ней, хотя знаю, что это может вызвать новую бурю. Делаю шаг к Лу, беру её за руки и, не медля ни секунды, завожу себе за спину, заставляя обнять меня, а сам убираю выбившиеся из причёски волосы и, прижав ладони к щекам, целую. Она дёргается в слабой попытке вырваться, но, увы, границы уже нарушены. Я лишь крепче обхватываю руками её за талию и сильнее прижимаю к себе. Словно сумасшедший целую губы, щёки, подбородок, нос, глаза и снова губы. До тех пор, пока Лусы не начинает целовать в ответ. Кажется, время остановилось, я забываю обо всём — о мире, прошлом, будущем. Здесь и сейчас осталось только настоящее, только мы двое и этот момент, когда всё кажется возможным и безумным одновременно, а любая мысль, пытавшаяся вспыхнуть красной лампочкой в голове, растворяется в бесконечной встрече губ, в тепле и страсти, которые вдруг захлестнули нас целиком.
[indent] Делаю усилие и с легким стоном прерываю поцелуй. Лу пытается что-то сказать, но я лишь киваю голову со стороны в сторону: - Зачем? Не спрашивай, потому что я не знаю. Но я не могу больше делать вид, что ничего не происходит. Я не могу больше прятаться. - Возможно, именно так и нужно было — дать волю чувствам, сломаться, чтобы потом стать сильнее? Но при этом в душе остаётся тревога — что дальше? Какие последствия ожидают нас после этого взрыва? Неужели всё снова будет так же сложно, как и раньше? Легко не будет точно. Мы так и стоим, обнявшись, посреди парка. Лусы уткнулась лицом мне в грудь, а мой подбородок упирается в макушку её головы. В этом моменте было что-то одновременно хрупкое и бесконечно важное. Мы оба знали, что всё изменилось, но не могли понять, как именно. Бросив взгляд по сторонам, понимаю, какой я идиот, что привёл Лу в парк, что мы вообще вышли из дома. Редкие прохожие превратились в немаленькую толпу зевак и, как всегда, нашлись те, кто снимал нас на телефон.
[indent] - Знаешь, мы выглядим как герои дорамы, - говорю с горькой усмешкой и Лу тихо смеётся, но её смех не радостный. - Или как персонажи, которые не знают, как выбраться из своего сюжета, - добавляет она, глядя в сторону. - Дилан... - Лу поднимает голову и смотрит мне в глаза. Её взгляд полон страха. - Знаю. Вызывай такси. - Нам не остаётся ничего другого, кроме как принять последствия. Назад дороги нет, а до края бездны остался один шаг и единственное, что нам осталось — это прыгнуть. Мы начали медленно двигаться в сторону выхода из парка. Толпа зевак рассеялась, но в воздухе всё ещё витала напряжённость. Ощущаю, как люди продолжают следить за нами, их взгляды полны любопытства и осуждения, но стараюсь смотреть прямо, шепча, вцепившейся в мою руку девушке, подбадривающие слова, Кто что увидел, кто что записал и выложил в интернет, как быстро это увидят менеджеры наших студий и как отреагируют - не важно. Сейчас важна только Лу.
***
конец января 2025
[indent] Медсестра, что живёт с нами, ложится рано. Поэтому, несмотря на правила, Лу приходит ко мне посмотреть телевизор. Она ложится с противоположной стороны кровати, вроде и рядом со мной, но всё ещё так далеко. Лу одета лишь в футболку и шорты, тем самым открывая мне весьма нежелательный вид на свои ноги – который мне не удаётся игнорировать, как бы я ни старался. Мы досматриваем последние сорок пять минут какого-то фильма, однако я совершенно не в состоянии на нем сосредоточиться. Каждое её движение полностью перетягивает моё внимание на себя и я попросту перестаю замечать что-либо еще. С очередным движением футболка немного задирается, обнажая полоску живота и я вынужден подавить тяжелый вздох.
[indent] Когда фильм заканчивается, начинается телевикторина. Один парень выигрывает очень крупную сумму, хотя мы с Лу отвечали на вопросы раньше него.
[indent] – Мы точно смогли бы его обыграть, – сонно произносит она, переворачиваясь на подушке лицом ко мне. Её футболка снова задирается и мне требуется почти сверхчеловеческая выдержка, чтобы на неё не посмотреть. Должно быть, сейчас это моя кармическая расплата, потому что вряд ли я когда-нибудь хотел чего-то так же сильно, однако я не имею абсолютно никакой возможности это получить.
[indent] Я не заметил как мы уснули, а телевизор так и остался включенным. Проснувшись раньше, сбежал на кухню. Не хотел будить Лу, а лежать и просто наблюдать за ней спящей было выше моих сил. Возвращаюсь в комнату, когда она, замотанная с головой в одеяло, переключает каналы. - Утренние новости? - Сажусь рядом: - Одеялом поделиться не хочешь? - Тяну одеяло на себя, тем самым повалив на себя и девушку. Мы начинаем возиться, когда слышу своё имя. В тот момент, когда Лу наконец выбирается из-под одеяла, телеведущая радостно объявляет: - А теперь о том, что так взволновало всех нас пару недель назад. Все мы помним фото и видео, облетевшие весь интернет и породившие волну яростных споров, вместе ли на самом деле актёры Ван Хэ Ди и Чжао Лу Сы. Чтобы прекратить распространение ложных слухов, студии самих актёров выпустили совместное официальное заявление, где подтверждают, что Ван Хэ Ди и Чжао Лу Сы встречаются... - Экран телевизора гаснет, а мы с Лу переводим взгляды друг на друга. - В этот раз они как-то быстро согласились, да?

С появлением девушек, в вроде бы немаленькой караоке-комнате, места становится меньше, количество пустых и полупустых бокалов больше, а общая атмосфера вечера из весёлой начинает приобретать оттенок легкого безумия. Все вокруг пели, смеялись, обсуждали интересы или свои проблемы, но я сидел в углу, погруженный в собственные мысли, не замечая как с моего края стола также растёт число пустых бутылок. Мой взгляд блуждал по окружающим меня лицам друзей и незнакомок, но ни одно из них не вызывало во мне интереса. Все мои мысли были сосредоточены на Лусы, которая в своих пьяно_показательных попытках игнорировать факт совместного нахождения рядом со мной, привлекала внимания ещё в большей степени чем рассчитывала или, если бы, просто завела разговор с кем-то из присутствующих.
Лусы. Её имя звучит в голове как заклинание, которое не даёт покоя. Даже сквозь шум голосов и гул музыки слышу её смех, что притягивает моё внимание и я не могу заставить себя отвести взгляд. Простая улыбка, такая знакомая и в то же время такая чужая. Воспоминания накатывают волнами. Снова и снова: мы смеёмся над каким-то моментом со съёмок, мы в каком-то караоке-баре, мы спокойно гуляем по ночному Шанхаю, мы переписываемся до утра, зная, что через пару часов начнётся новый съёмочный день... Так было каждый раз, когда мы оказывались в непосредственной близости друг от друга. И каждый раз внутренний голос кричал мне, что не стоит возвращаться к этому, что пора забыть о том, что было раз и навсегда. Но мысли о ней не отпускали. Или это мы сами не отпускали? И каждый раз всё заканчивалось одинаково.
Пытаюсь сосредоточиться на веселье вокруг, на смехе и музыке, но всё это опять кажется далёким и незначительным. С одной стороны, алкоголь медленно, но верно делал своё дело, унося меня в мир, где чувства были сглажены, а боль притуплена. С усмешкой вспоминаю о том времени, когда мы были вместе, я не мог не думать о том, действительно ли мы настолько любили, что бы в итоге оказаться там, где мы есть сейчас? Что мы до сих пор никак не отпустим друг друга из=за того, что любим, но боимся в этом признаться? Или же мы опустились настолько низко, зарывшись глубоко в яму, полную обид, недовольств, претензий, упрёков и обвинений, что всё это время просто наслаждаемся адом, который устроили друг другу за эти годы? Где каждый хочет ударить больнее, откусить кусок побольше, что бы даже если рана и заживёт, то шрамы и рубцы напоминали о том, что и почему так случилось?
С другой же стороны, алкоголь разливается по венам, явно поднимая градус раздражения от того, что я не только опять стал жертвой своих же эмоций и чувств, но и снова позволил ей влезть в мою голову. Она ушла, оставив меня одного с моими демонами. Попытки связаться с ней, все эти звонки, сообщения, надежда на ответ — всё это оказалось таким глупым и бесполезным. Я почти убедил себя, что она не стоит моих усилий, что время лечит. И с тех пор я пытался забыть её, но каждый раз, когда думал, что справился, Лусы вновь и вновь возвращалась в мою жизнь, как призрак из прошлого, внезапно и без предупреждения, разрушая всё на своём пути и ломая всех, кто был в этот момент рядом. Ловлю случайно брошенный на меня взгляд и, наклонив бокал в её сторону, давая понять, что вижу как она украдкой наблюдала за мной всё это время, одним глотком допиваю оставшееся пиво. Что ж, она может гордиться собой. Кажется, ей снова это удалось.
- Давай, спой что-нибудь! Это будет весело!... - вдруг прозвучало из толпы от кого-то из парней. Чувствую, как внутри меня закипают раздражение и злость. Думаю, немногие присутствующие здесь могли бы понять, как сложно было сдерживать себя, чтобы не подойти к Лусы и не сказать что-то насмешливое и колкое. Или, наоборот, ничего не сказать вовсе, а сгрести в охапку и унести как можно дальше отсюда, туда, где не было бы никого, только мы вдвоём. И вытрясти наконец из неё ответы на все невысказанные вслух вопросы. "Какое веселье?!" — хочется крикнуть, но вместо этого я просто ставлю очередную пустую бутылку рядом с другими и встаю - звук уведомления на телефоне отвлекает меня от мысли рассказать другу, что я думаю по поводу устроенного ими балагана. Ноги не слушаются, но я на чистом упорстве прохожу мимо сидящей с уставшим видом Лусы, направляясь на улицу, по дороге прихватив пачку сигарет и зажигалку. Вредная привычка, о которой никто не знал. Привычка, приносящая меньший вред, чем связь с Лусы.
Сообщение от Мяои. Тяжело вздыхаю. В суматохе сегодняшнего дня и абсурдного вечера я совершенно забыл о ней. Пока я пробирался к выходу из темного и душного зала, в голове прокручивались воспоминания о наших с ней прошлых встречах. Мы часто проводили время вместе, разговаривая обо всём и всех, зависали в караоке-барах и прочее. Мяои была той, кто умел видеть мир по-другому, кто всегда знала, как меня немного подбодрить, даже в самые тёмные моменты. Она могла часами рассказывать о своих странных увлечениях и это никогда не казалось мне скучным. Помню, как однажды она привела меня на выставку, где художники показывали свои работы, вдохновлённые сновидениями... Интересный опыт, но повторять его желания не возникало. Выхожу на улицу, где прохладный воздух ударяет в лицо, принося с собой ясность. Подкурив сигарету, достаю телефон, но всё ещё не открываю сообщение, оттягивая момент, словно это могло изменить уже зреющий результат сегодняшних сложившихся обстоятельств. Делаю звонок телохранителю, называя место, где сейчас нахожусь и только потом открываю чат с Мяои.
"Как ты?"
"Ты видел? Бэкстейдж твоих  сегодняшних съёмок уже выложили. Сказать красиво - ничего не сказать"
"Забыла узнать у тебя, ты завтра занят?"
"Я только что закончила читать новую книгу и не могу дождаться, чтобы обсудить её с тобой"
"Дилан... Ты в порядке?"
Сообщения начинались с момента как я решил ехать в бар. Последние слова вызывают лишь очередную бурю эмоций. С одной стороны, радость от мысли о встрече с ней, ведь меньше чем за год она стала тем самым маленьким лучиком света, ведущим к выходу из кромешной темноты. С другой — страх, что за эти пару часов всё стало настолько зыбким, что время, создавшее иллюзию, будто я уже стал сильнее и перестал ощущать боль, и барьеры, выстроенные с последней встречи с Лусы, рассыпались как карточный домик. Колеблюсь, не зная, как ответить. Мяои мне нравилась. Очень. Не знаю, можно ли назвать то, что между нами, отношениями как пары. Нет, скорее больше похоже на безответную симпатию, на дружеское тепло и какую-то особую связь, которую я старался не афишировать, просто наслаждаясь её присутствием как можно дольше. А сейчас всё стало таким сложным. Снова. Эгоистично? Очень!
Пытаясь скрыться от прошлого я старался максимально избегать тех мест, где мог бы встретить Лусы и это почти удавалось. Вот только её образ постоянно появлялся в моей голове, как запутанный лабиринт воспоминаний — он и привлекает, и мучает одновременно. И сейчас, ну кто бы поверил, что стремление развеяться от тяжелого дня приведёт к тому, что в такой огромном городе как Шанхай, мы с ней окажемся в одном месте в одно и то же время? Пробую убедить себя, что это всего лишь игра, что я не должен позволять ей влиять на меня. Но, как только желание молча исчезнуть, не сказав ни слова друзьям, обретает чёткость - вся эта толпа вываливается наружу, Шум и смех наполняют тишину ночной улицы. Вижу Лусы в компании какого-то парня. Лицо знакомое, но узнать удаётся не сразу. Сквозь пелену алкогольного тумана кажется, что они стоят очень близко друг к другу и... флиртуют?
Сердце забилось быстрее, а к горлу подступает горечь. Мог ли я изменить хоть что-то или всё, что осталось — просто наблюдать за ней издалека, чувствуя, как внутри растёт желание разорвать наступившую в моей голове тишину, которая сейчас почему-то казалась для меня такой убийственной. И, возможно, самое страшное — это не то, что она вернулась, а то, что я всё ещё позволяю ей возвращаться. И настоящая борьба за свои разум и сердце — это бороться не с ней, а с собой? Что ж, раз так, пора честно признаться самому себе - я проиграл. Окончательно и бесповоротно. Смотрю на экран телефона. Мне не хотелось снова оказаться в ловушке собственных чувств, поэтому отправляю сообщение Мяои: "Всё в порядке. Завтра я занят, извини". Об остальном я подумаю позже, на свежую голову. Паршивым козлом в истории с ней я быть не хотел. Прячу телефон и направляюсь в сторону толпы. Уехать еще не успел никто, но кто-то уже садился в такси, кто-то обменивался номерами телефонов, стоя чуть в стороне и пытаясь делать это незаметно.
Подхожу ближе, наблюдая за Лусы в окружении, теперь уже общих знакомых, узнаю в сопровождающем парне, Чже Юаня. Стараюсь не выдать своих эмоций. Конечно же я знал его, как и он меня. - Тебя вроде не звали, вали домой, девушка заждалась. - Лусы опять пытается воткнуть шпильку. - Мои девушки, как и твои парни никого из нас волновать не должны. - Беру Лу за плечи. Обмен кивками головой с Юанем и он, словно не желая продолжать разговор дальше, делает шаг назад. - Наше такси приехало. - Разворачиваю девушку лицом к подъехавшей машине и слегка подталкиваю в её направлении. - Всем пока. Спокойной ночи. Или не спокойной, - говорю тише, замечая как одна парочка уезжает вместе. Не лучшая ли это подруга, за которую так переживала Лу? Машу всем рукой и сажусь вслед за Лусы в машину, чувствуя, как напряжение уходит с каждым мгновением. Говорю название отеля и вижу вопросительный взгляд телохранителя в зеркале заднего вида. Неопределенно дергаю головой и пожимаю плечами. Она была со мной, и это было важнее всего.
— Спасибо, — тихо говорит девушка, когда мы уже ехали по улицам города. Списываю эту фразу на пьяные бредни и молча наблюдаю за ней. Лу смотрела в окно, где отражался свет уличных фонарей. Она выглядела задумчивой и мне, на секунду, становится интересно, о чём она думает. Я хотел бы знать, что происходит в её голове, но не сейчас. Машина останавливается у входа в небольшой отель, и я выхожу первым, подавая руку Лу. Она улыбается и, отпустив мою руку делает несколько шагов в сторону входной двери. - Стой! - Беру протянутые телохранителем маски и одеваю себе и ей. Войдя в вестибюль и оплатив номер, мы молча поднимаемся по лестнице, держась за руки. Мы оба знаем чем закончится этот вечер. Хронология наших встреч вращалась по одному и тому же сценарию каждый раз. Нам не удавалось сбежать от самих себя и своих желаний ещё ни разу. Мы начинаем целоваться едва услышав щелчок замка в двери.
Но целовать и обнимать было недостаточно. Когда поцелуи становятся более требовательными, чувствую, как Лусы напряглась. — Не хочу, — прошептала она. — Не хочешь? — Отстраняюсь, озадаченный её поведением. — Нет, — подтверждает она, а сама обвивает мою шею руками и прижимается ко мне сильнее. Наклоняюсь и начинаю осыпать поцелуями её шею и плечи, отодвинув губами тонкую ткань платья. Нетерпеливо ищу застежку на платье. Когда нащупываю "молнию", спускавшуюся до самой талии, вновь впиваюсь губами в губы Лу, а мои руки тянут замочек вниз.
Расстегнутое платье спустилось с плеч. Затем скользнуло на пол и она остаётся в одном кружевном белье. Мозг перестаёт работать, уступая руководство одному лишь вожделению. Отступаю на шаг, чтобы лучше разглядеть её. Едва я отстраняюсь, Лусы помогает мне раздеться и берёт меня за руку и ведет в ванную комнату. Сердце взволнованно колотится в груди, очутившись наедине со своим любимым запретным плодом, соблазнительным и опасным. Я снова ощущаю себя как-будто в тот наш первый раз.
Да у нас каждый раз как первый. Не только секс, вся наша жизнь после расставания. Или это только времяпрепровождение? Не знаю, смог бы я объяснить кому-либо такие вот отношения, если и сам не понимал почему мы каждый раз оказывались в одной постели. Все эти годы между нами были притяжение и отторжение, страсть и боль. Очень много боли. Мы будто вели двойную жизнь потаскушек, развлекаясь за счёт друг друга, при этом вырезая в сердцах такую глубокую рану, что не могли впустить в них больше никого другого. И каждый раз, занимаясь сексом, мы будто хотели стереть друг друга из памяти, вычеркнуть из наших жизней. Неужели мы оба действительно хотели именно этого? Улыбаюсь, наблюдая за тем, как Лу раздевается догола и заходит в душевую кабину, скрываясь за матовыми дверцами, будто разделяя нас непреодолимой преградой. Оба застываем в выжидательных позах, меряя друг друга взглядами, словно оценивали силы противника. Атмосфера была наэлектризована от переполнявших нас чувств.  — Не бойся, — говорю, обнимая и касаясь щекой её волос. — Никогда не бойся меня. А дальше всё как всегда — она вдруг оказалась в моих горячих руках. Жесткие и настойчивые губы, смявшие её рот и она отвечает на этот поцелуй с такой же яростной страстью. Как и почему всё вдруг меняется, я никогда не могу с уверенностью сказать. Но по некой неведомой мне причине ярость всегда сменяется нежностью, жажда мщения — желанием доставить наслаждение. Лусы раскрывает губы навстречу моему языку; чувствуя её уступчивость, я несколько ослабляю натиск и вот в настойчивости уже сквозит сладость. И снова губы сливаются в бесконечном поцелуе — мы словно пьём друг друга и никак не можем утолить жажду.
— Хочешь, я потру тебе спину? - Она поворачивается ко мне спиной. Медленно-медленно провожу пальцами по спине и все её тело словно зазнобило, Мои губы скользят по шее и вниз, повторяя путь пальцев, лаская и дразня. — Куда делось мыло? - Лу находит и передаёт мне душистый комочек, Медленными ласкающими движениями растираю спину и прошу девушку повернуться ко мне лицом. В кабинке мало места для двоих и её соски тут же упираются в мою грудь. Касаюсь влажной кожи и начинаю ласкать грудь девушки, возбуждая еще больше. Через некоторое время слегка отклоняюсь, любуясь результатами своего труда. В это время Лу решает провести языком уже по моим соскам и я сквозь зубы выдыхаю от наслаждения. Пока её язык выделывал чудеса, мои руки поглаживают её бедра снаружи, а потом шаловливо скользят внутрь. Слегка присев, обхватываю Лусы за бедра, поднимаю над собой, заставляя обхватить ногами себя за спину и медленно вхожу в нее. Прижавшись ко мне, Лу покорно дала овладеть собой. Она покоится в моих руках, как в колыбели. Та мягкость, с которой я сейчас любил её, странно контрастировала с неистовостью нашей обычной страсти.

Когда они прошли в вестибюль клуба, к ним приблизилась молодая блондинка с висящей на шее фотокамерой и блокнотом с ручкой.

— Мои поздравления, — сказала она с сияющей улыбкой. — Вы не согласитесь ли попозировать для местной газеты? Я хотела бы написать небольшую статью о вас.

— Мисс Морган, это частное мероприятие. Только для приглашенных. Что вы здесь делаете? — суровым тоном осведомился Гэбриел.

Женщина продолжала улыбаться, но Розалинда не заметила ни доли дружелюбия в ее зеленых глазах.

— Мистер Каррингтон, вы знаете, что я работаю сама на себя. Материал для местной газеты — это не посягательство на вашу частную жизнь и не попытка вытащить скелеты из ваших шкафов, — заверила она. — Прошу вас, только одно фото.
— Гэйб, — тихо сказала Розалинда, обращаясь к мужу, — мы, конечно, можем сделать фото.

— Ты уверена? — спросил он.

— Конечно. Пусть уж лучше информация о нашей свадьбе будет опубликована на наших условиях, чем превратится в предмет сплетен.

Гэбриел на секунду задумался, затем кивнул журналистке, внимательно наблюдавшей за ними:

— Хорошо, одно фото.

— Отлично, спасибо. Прошу вас, встаньте поближе друг к другу… еще ближе. Да, вот так.

Она сделала снимки с пяти ракурсов. Гэбриел держался очень напряженно, как будто все это было для него страшной мукой. Возможно, так и было. Розалинда же привыкла к общению с журналистами.

— Это было здорово! Спасибо вам обоим! — воскликнула мисс Морган и пошла прочь, убирая в сумку блокнот с ручкой.

— Вот видишь, с тобой ничего не случилось, — с улыбкой сказала Розалинда Гэбриелу.

— И все же я предпочитаю не выставлять напоказ свою личную жизнь.

Гэбриел подвел Розалинду к небольшому диванчику, стоявшему в нише.

— Сейчас принесу тебе воды.

— Лучше чашечку зеленого чая. Горячего, с капелькой молока, — попросила Розалинда.

Гэбриел улыбнулся ей и ушел, а она с теплотой смотрела ему вслед. Этот мужчина — ее муж! Она перевела взгляд на бриллиантовое кольцо, которое он надел ей на палец. Обмен кольцами подчеркнул важность того, на что ей пришлось согласиться под давлением обстоятельств. Зато теперь ничего не грозит ни ее персоналу, ни ребенку. Она выполнила свой долг обеспечить ребенку лучшие условия жизни. Да и Гэйб изо всех сил старается сделать их жизнь нормальной в той степени, в какой это возможно, когда брак соединяет абсолютно чужих людей. В финансовых вопросах он проявил удивительную щедрость, выделив достаточную сумму на то, чтобы вытащить ее бизнес из кризиса.

Все вроде бы хорошо, только как быть с эмоциональной стороной их брака? Сможет ли она жить без любви и взаимопонимания?

Невесомое касание
Мелкими, резкими шагами она подошла ко мне, и в этот момент я понял — сейчас случится нечто, чего я совсем не ожидал. Её движения были словно отрезаны от времени, будто она пробиралась сквозь туман собственных мыслей, не замечая ничего вокруг. Я застыл на месте, не в силах отвести взгляд, и вдруг почувствовал почти невесомое касание тонкой ладони — лёгкое, но настолько тепло распространяющееся по моей груди, что дыхание стало затруднённым. Появилась странная смесь тревоги и желания — желание не отстраняться, но и одновременно боязнь приблизиться, словно внутри меня разгорелась война.

«Или, может?» — подумал я, и, не раздумывая, обнял её. Моя правая ладонь скользнула по её спине, и я чуть не проревел от ощущения холодных, выступающих ребер и позвонков, которые я мог отчётливо прощупать сквозь толстый вязаный свитер. Это была не просто одежда — это была её броня, её щит, за которым она пряталась от мира. В конце концов, я сцепил руки в замок на её пояснице, крепко, как будто боялся отпустить.

Я смотрел на неё будто впервые. Лу была бледна, её кожа казалась мраморной, холодной и одновременно хрупкой. На нижних веках красовалась синева, сравнимая с цветом недоспевшего синего винограда — синяя тень усталости и боли, которую она пыталась скрыть от всех. Её глаза — почти серые, как пасмурное зимнее утро — встретились с моими, и я понял, что она тоже ждала этого момента. Она начала говорить, и её голос был тихим, но наполненным такой силой, что каждое слово отзывалось эхом в моём сердце.

Глава 1. Тени прошлого
Лу рассказала мне о своих страхах, о тех ночах, когда она лежала в темноте, чувствуя, как мир вокруг сжимается до точки, где не осталось ничего, кроме боли. Она боялась признаться в этом не только мне, но и себе. Сколько раз она пыталась скрыть слёзы, сколько раз улыбалась, когда внутри всё рушилось? Её слова были словно ключи, открывающие двери в те комнаты души, куда я никогда не заглядывал.

— Я устала притворяться, — прошептала она. — Я устала быть сильной, когда внутри меня всё ломается.

Я держал её крепче, чувствуя, как её тело дрожит. Мне хотелось защитить её от всего мира, но я понимал, что не могу взять на себя её боль. Она должна была пройти через это сама, но я мог быть рядом, чтобы поддержать.

— Ты не одна, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо. — Я здесь. Мы вместе.

Она кивнула, и на мгновение между нами повисла тишина, наполненная пониманием и принятием.

Глава 2. Вязанный свитер и холодные ребра
Я вспомнил, как впервые увидел её в этом свитере. Она тогда казалась такой сильной, полной энергии и света. Но теперь этот свитер стал символом её уязвимости. Я провёл пальцами по ткани, чувствуя, как тонко и хрупко она сидит на ней, словно защитный слой, который она не готова снять.

— Почему ты не говорила мне раньше? — спросил я, не отводя взгляда.

— Я боялась, — ответила Лу. — Боялась, что ты уйдёшь. Что ты увидишь меня настоящей и не захочешь оставаться.

Я потрясённо смотрел на неё. Никогда не думал, что страх потерять меня может быть таким сильным. Но теперь я понимал — мы оба были пленниками своих страхов, и только вместе могли найти путь к свободе.

Глава 3. Синева под глазами
Её глаза, почти серые, казались затянутыми туманом усталости и горечи. Я хотел стереть эту синеву, как можно стереть тень с лица, но знал — это невозможно. Эти синяки были частью её истории, частью её борьбы.

— Ты красива, — сказал я ей. — Не несмотря ни на что, а именно потому, что ты такая, какая есть.

Она улыбнулась, и в её взгляде появилось что-то новое — надежда.

Глава 4. Первый шаг к свету
Мы сидели так долго, обнявшись, словно мир вокруг перестал существовать. Впервые за долгое время я почувствовал, что мы можем начать заново. Что боль и страх не должны быть преградой, а могут стать мостом к чему-то большему.

— Давай попробуем вместе, — предложил я.

Она кивнула, и в этот момент я понял — самое трудное позади. Теперь впереди — путь, который мы пройдём рука об руку.

Эпилог
Прошло несколько недель. Лу стала немного светлее, немного увереннее. Мы учились слышать друг друга, учились быть рядом не только в радости, но и в боли. Её свитер всё ещё был толстым и вязаными, но теперь он казался не щитом, а уютным укрытием, в котором она могла быть собой.

Я смотрел на неё и понимал — настоящая любовь — это не только страсть и счастье, но и умение принимать друг друга со всеми тенями и светом.

И в этот момент я знал — мы справимся. Вместе.

Дилан посмотрел на Лу, и его сердце сжалось. Она была такой непосредственной, такой живой, и в этот момент он вспомнил, как много значила для него. Все эти тяжелые дни, полные молчания и недосказанности, словно отступили на задний план. Он чувствовал, как в нем растет легкость, когда Лу, с искренним блеском в глазах, протянула ему флаер.

— Ты действительно хочешь этого? — спросил он, не веря своим ушам. — В Диснейленд?

— Да! — ее голос звучал так, как будто она только что узнала о существовании волшебства. — Мы должны! Мы можем быть обычной парой, просто на один день. Пожалуйста!

Дилан вздохнул, в его голове крутились мысли. С одной стороны, он понимал, что это хорошая идея — отвлечься от всего, что их окружает. Но с другой стороны, он боялся, что это всего лишь временное бегство от реальности. Все эти проблемы, которые они оставили позади, никуда не делись. Но глядя на Лу, он понимал, что, возможно, именно сегодня им нужно немного волшебства.

— Хорошо, — сказал он, улыбнувшись. — Давай поедем. Но только на один день, и никаких выдумок, никаких сложных разговоров. Просто ты и я.

Лу воскликнула от радости, и Дилан почувствовал, как его собственное настроение поднимается. Она схватила его за руку и потянула к метро. По дороге они обсуждали, что хотят сделать в парке, и смеялись, как будто ничего их не тревожило.

Когда они прибыли в Диснейленд, Лу была в восторге. Она с радостью рассматривала все эти красочные аттракционы, яркие огни и веселую музыку, которая раздавалась повсюду. В воздухе витала атмосфера счастья, и, казалось, весь мир вокруг них исчез.

— Смотри, Дилан! — закричала она, указывая на огромный замок в центре парка. — Давай туда!

Дилан не мог не улыбнуться, глядя на ее восторг. Он чувствовал, как его собственное сердце наполняется теплом. Они шли по парку, держась за руки, и это было похоже на сон. Лу была такой свободной, такой настоящей, и он не хотел, чтобы этот день заканчивался.

— Какой аттракцион первым? — спросил он, когда они подошли к большому колесу обозрения.

— Давай на «Американские горки»! — предложила она, и в ее голосе слышалась искренность.

— Ты уверена? — Дилан вспомнил, как она боялась высоты.

— Да, я хочу попробовать, — ответила она, и в ее глазах было что-то такое, что он не мог устоять.

Они встали в очередь, и Лу нервно потирала руки. Дилан обнял ее и поцеловал в лоб, пытаясь передать ей свою уверенность. Наконец, они сели в вагончик, и Лу, закрыв глаза, сжала его руку. Дилан улыбнулся, наблюдая за ее реакцией, когда аттракцион начал движение.

Сначала они медленно поднимались, и Лу открыла глаза. Она посмотрела вниз и в ужасе вскрикнула, но потом, когда вагончик достиг вершины, она замерла, глядя на пейзаж. Ветер трепал ее волосы, и в этот момент она выглядела такой свободной, такой красивой. Дилан почувствовал, как его сердце наполнилось любовью к ней.

Когда аттракцион начал стремительно спускаться, Лу закричала, но на этот раз это был крик радости. Она обернулась к Дилану, и в ее глазах светились искры счастья. Они смеялись, когда вагончик снова поднимался, и этот момент казался вечностью.

После нескольких аттракционов они решили перекусить. Лу выбрала огромный хот-дог и сладкую вату, а Дилан — бургер и колу. Они сидели на скамейке, наблюдая за прохожими, и смеялись над забавными шляпами и костюмами, которые носили другие гости парка.

— Знаешь, — сказал Дилан, — я никогда не думал, что мне так понравится этот день.

— Я тоже, — ответила Лу, потянувшись к его руке. — Спасибо, что согласился.

— Это всего лишь начало, — сказал он, и в его голосе звучала теплая уверенность. — Мы можем делать это чаще.

Лу посмотрела на него с удивлением, и в ее глазах заиграли искорки надежды. Она наклонилась ближе и прошептала:

— Ты серьезно?

— Конечно. Я хочу, чтобы у нас было больше таких моментов. Мы заслуживаем их.

Они продолжили гулять по парку, катались на аттракционах, смеялись и фотографировались. Каждый миг, проведенный вместе, казался им важным и ценным. Дилан чувствовал, как их связь укрепляется, и он был готов бороться за это.

Когда солнце начало садиться, они подошли к большому фонтану, где вода переливалась в лучах заката. Лу смотрела на него, и в ее глазах отражалась вся красота этого момента.

— Дилан, — тихо произнесла она, — я...

Но он перебил ее, наклонившись к ней и поцеловав. Это был нежный, долгожданный момент, который они оба так ждали. Все слова, которые они не сказали, словно растворились в воздухе.

Когда они отстранились, Лу улыбнулась, и в этот момент Дилан понял, что, несмотря на все трудности, которые им предстояло преодолеть, они справятся. Главное — быть вместе, поддерживать друг друга и не бояться открыться.

— Давай сделаем так, чтобы этот день стал началом чего-то нового, — сказал он, глядя ей в глаза.

— Да, — согласилась она, и в ее голосе звучала уверенность. — Давай.

И они, держась за руки, направились к выходу из парка, полные надежды и ожидания новых приключений.

Конечно! Вот продолжение рассказа от лица мужчины (Дилана), объемом около 15 000 знаков (примерно 2 500 слов). Если нужно, могу адаптировать под другие форматы:

---

Продолжение рассказа от лица Дилана:

Она смотрит на меня снизу вверх — в глазах черт знает что, смесь надежды, азарта и какой-то безумной веры, что я не только соглашусь, но еще и сам буду визжать на американских горках рядом с ней. А я ведь почти привык, что наши дни проходят в тишине, в полутоне, в сдержанных словах и полунамёках. Но она — как вспышка молнии. Всегда была.

Я беру у неё флаер, притворяюсь, что внимательно изучаю. Замок, фейерверки, Диснейленд — слишком много шума, лиц, камер. Чёрт, ну что за идея. Но Лу уже видит в этом приключение. И, кажется, если я скажу "нет", она всё равно пойдёт — одна, в кепке и тёмных очках, как будто это её спасёт.

Я смотрю на её руку — тот самый жест: большой палец и мизинец вместе, остальные пальцы вверх. В детстве она говорила, что так клянутся ведьмы, и что это значит "настоящая сделка". Тогда мы смеялись. Сейчас мне от этого жеста становится чуть страшно — в нём слишком много обещаний, которых она, скорее всего, не выполнит. Но я не подаю вида. Просто накрываю её пальцы своей ладонью.

— Окей, ведьма. Уговорила.

Её радость — это не просто эмоция, это буря, вихрь, который закручивает меня с головой. Через полчаса мы уже в поезде, она вытягивает шею, чтобы выглянуть в окно, словно не сто раз видела этот путь. Всё для неё — как впервые. И в этом есть нечто красивое и пугающее одновременно. Потому что я знаю, сколько в ней огня, но огонь — штука непостоянная. Он греет. А потом — сжигает.

---

Вход в парк украшен воздушными шарами и множеством детей. Я чувствую, как мышцы спины напрягаются — рефлекторно. Камеры, родители с телефонами, вспышки. Мне бы только не потерять Лу в этой толпе. Но она, кажется, расцвела. Капюшон — на затылке, очки — вообще где-то в сумке. Она вся здесь, во всем этом карнавале глупости и света. И она смеётся — громко, с надрывом, как будто и вправду счастлива. Как будто никто не охотится за её именем. Как будто вчерашние разговоры не висели между нами бетонной плитой.

Я иду за ней, сжимая её ладонь, как якорь, но даже не уверен, кого якорит этот захват — её или меня. Мы садимся в первую очередь — карусель. Та, что поднимается вверх и вращается. Лу всегда боялась высоты. Всегда. Но сегодня она садится в кресло, смотрит на меня и говорит:

— Только не смотри вниз. Там ничего интересного. Головокружение — от тебя.

Я смеюсь, потому что не смеяться просто невозможно. Потому что она играет в жизнь, как в настольную игру, где можно делать ходы, даже не дожидаясь правил. И если уж она решает не бояться — то не боится.

Пока мы поднимаемся над парком, я смотрю на неё. Ветер путает её волосы, щеки румянятся. Она не притворяется. Её счастье — настоящее. А я… Я сижу рядом, и во мне смешивается так много чувств, что хочется или закричать, или поцеловать её, так чтобы забылись все слова. Вместо этого я просто кладу руку на её колено.

— Лу, — говорю тихо, чтобы слышала только она. — Я не хочу терять тебя. Ни сегодня. Ни через пару дней. Ни вообще.

Она не отвечает. Только смотрит прямо перед собой, с каким-то странным выражением. Я знаю её слишком хорошо, чтобы не понять — она делает вид, что слышит, но мыслями где-то далеко. Может быть, в том самом «через пару дней», о котором упомянула за завтраком. Я всё еще помню эту фразу. Я всегда помню, когда она говорит о сроках. Потому что у неё никогда не бывает долговременных планов. Только «пока всё хорошо».

---

После пары аттракционов Лу тащит меня к киоскам с сахарной ватой. Покупает огромную порцию, тянет на палочке, как ребёнок. Отрывает кусочек, протягивает мне. Я беру и, не думая, облизываю пальцы. Вкус приторный, липкий, но в этом что-то есть — как память из детства, тёплая, нереальная.

— Помнишь, как мы сбежали из школы, и ты предложила поехать на станцию, просто чтобы посмотреть на поезда?

Я киваю.

— А потом мы два часа сидели на платформе, ели бутерброды из автоматов и придумывали, куда бы поехали, если бы могли.

— Да, — говорю. — Ты тогда сказала, что хочешь в Рим. Чтобы есть джелато и целоваться на испанской лестнице.

— Я всё ещё хочу, — улыбается она.

— Поехали, — говорю.

Она поворачивает ко мне лицо, и в нём — удивление. Как будто не ожидала, что я скажу это всерьёз. А я — всерьёз.

— Поехали, — повторяю. — Черт с ним, с графиком, с теми, кто за нами следит. Давай хотя бы на неделю. В Рим, или в Лиссабон, или в Таллин — куда ты хочешь.

— Ты правда готов?

— Я больше не хочу ждать, Лу. Не хочу ловить тебя только между гастролями и съемками. Я хочу жить. С тобой.

Молчание между нами — громче, чем весь парк вокруг. А потом она делает шаг ко мне, обнимает за шею, прижимается щекой к моему виску. И шепчет:

— Тогда давай не в Рим. Давай туда, где нас никто не найдёт. Где можно не думать, кем мы были. Только кем мы есть.

— Хорошо. Хоть на край света.

---

Вечером, уже выходя из парка, мы снова сталкиваемся с мальчиком, раздающим листовки. Он узнаёт Лу. Конечно узнаёт. Как не узнать лицо с обложек? Его глаза расширяются, он машет друзьям. Я вижу, как Лу замирает. Всё заканчивается в одну секунду — как будто кто-то выключил лампочку. Мы быстро уходим, не оглядываясь. Я слышу, как её дыхание сбивается. Молчит, сжимает мою руку.

Я понимаю: сказка кончилась. Но даже за эти несколько часов мы были живыми. Настоящими.

---

В ту ночь она не спит. Я чувствую, как она ворочается, как встает с кровати, выходит на балкон. Я жду пару минут, потом выхожу следом. Она закуталась в плед, босиком, волосы развеваются на ветру. Она не поворачивается, когда я подхожу. Только говорит:

— Слишком хорошо, да?

Я не отвечаю. Подхожу, обнимаю сзади, прижимаю к себе.

— Я боюсь, — шепчет она. — Что если я сорвусь, исчезну, и ты останешься там, где меня больше нет?

— Тогда я пойду за тобой. Хоть в Диснейленд, хоть в Рим, хоть в самую тьму.

Она смеётся сквозь слёзы. Разворачивается. Смотрит мне в глаза.

— Тогда пообещай. Что если я исчезну — ты не будешь ждать. Ты будешь жить. Писать. Дышать. Влюбляться.

— Лу…

— Обещай. Пожалуйста. Иначе я не смогу уйти, даже если придётся.

Я молчу. Потому что врать ей не могу.

Она видит это.

И всё равно улыбается.

---

На следующее утро она будит меня поцелуем.

— У меня идея, — говорит. — Мы едем на вокзал. Бросаем монетку. И едем туда, куда она покажет. Как в старые времена.

Я улыбаюсь, но в груди уже тревожно. Потому что знаю: она хочет запомнить этот день. Как последний. А может — как начало чего-то нового.

Я беру монетку. Орёл — север. Решка — юг.

Бросаю.

Она ловит.

Смотрит.

И не говорит, что выпало.

Только улыбается:

— Поехали, любимый.

И мы едем.

В путь, куда нас ведёт монетка.

И сердце.

И что-то большее, чем страх.

Мы можем стать с тобой сумасшедшими

Конечно. Вот внутренний монолог Дилана, основанный на ранее написанном рассказе. Это поток его сознания, размышлений и чувств, который раскрывает его внутреннее состояние — от тревоги до попытки понять, простить и остаться в любви.

---

Внутренний монолог Дилана:

Как же странно. Я здесь, на съёмках, в окружении камер, света, людей, которые думают, что знают, кто я… А внутри — пустота. Звук хлопушки, чей-то голос: «Тихо на площадке!» — и всё это проходит мимо. Я вроде бы в кадре, вроде бы говорю, играю, существую — но не чувствую себя здесь. Я мыслями там. С ней. С Лусы.

Мы ведь только начали налаживать всё. Только… вдохнули это «вместе». Такое хрупкое, неуверенное — как первое дыхание весной после долгой зимы. Я верил. Хотел верить. Что в этот раз иначе. Что в этот раз она не уйдёт. Не испугается. Не исчезнет.

А теперь я листаю сторис, и она там — на фестивале. Улыбается. Танцует. Бокал, сцена, свет. Фанаты тянутся к ней, смотрят в неё, как в божество. И она сияет. Блестит. Будто всё это — её настоящий мир. Без меня.

Почему она не сказала?

Просто… почему? Разве это так трудно — написать: «Я уезжаю, не переживай. Это ненадолго»? Разве это не то, что делают, когда им важно, как ты себя чувствуешь?

Я бы не запретил. Не стал бы устраивать сцену. Я же понимаю, она свободная, сильная, у неё свои друзья, своё пространство. Я ведь люблю её за это. За эту живую искру внутри. Но, чёрт возьми, разве нельзя было просто… быть честной?

Я не сержусь. Мне страшно. Мне тревожно. Я вспоминаю, как мы уже однажды разрушились. Как я потом вычищал из себя её запах, голос, тень. Как пытался верить, что время лечит. А теперь… я боюсь, что всё это снова повторится. Только теперь будет хуже. Потому что я уже не тот, кто ничего не ждал. Я жду. Я надеюсь. Я держусь за это «мы».

Мне бы просто знать, что она помнит, что мы вместе. Что думает обо мне, даже когда толпа поёт в унисон. Что, улыбаясь в объектив, она чувствует: где-то там есть я, и мне важно, что с ней.

А фанаты… Я знаю, они её любят. Иногда слишком. Границы размыты. Я видел, как один парень на встрече пытался поцеловать её в щёку — как будто имеет право. И она тогда отстранилась, улыбнулась вежливо, но я видел, как ей это неприятно. Или, может, я только себе это говорил? Может, ей и правда это всё нравится?

Я не ревную. Не к людям. Я ревную к возможности быть забытым. Быть неважным. Когда-то я уже был там. Я стоял в стороне, пока она выбирала сцену, внимание, свободу. Я не хочу повторения. Не хочу снова быть тем, кто просто ждёт, когда его вспомнят.

Я хочу быть рядом. Даже когда не рядом. Я хочу, чтобы меня держали в голове, в сердце — как я её.

Наверное, я наивный. Или слишком чувствительный. Или просто человек, которому страшно. Но если это любовь, разве она не должна быть чем-то таким? Больной, неловкой, честной?

Я читаю её сообщение: «Прости, что не сказала. Это было спонтанно. Мне нужно было выдохнуть. Я скучаю».

Просто. Почти буднично. Как будто это объясняет всё.

А мне хочется кричать: Ты не одна. Ты не только за себя теперь. Мы — это уже больше, чем просто ты и я.

Я не знаю, что сказать. Всё, что я пишу, кажется не тем. Не точным. Или слишком резким. Или, наоборот, слишком мягким. Я зажимаю это в себе. Пытаюсь переварить.

Съёмки, города, чужие глаза, аплодисменты — всё это уходит на второй план, когда ты боишься потерять того, кого снова пустил в сердце. Особенно если он однажды уже ушёл оттуда без предупреждения.

Но она сказала, что скучает. Что любит. Что вернётся. И я хочу верить.

Может, я и правда просто боюсь. Но это ведь тоже часть любви, да? Боязнь потерять — потому что нашёл. Потому что ценишь.

Я останусь. Дожду. И мы поговорим. Я не прячусь. Я просто хочу знать, что это всё — не односторонняя вера. Не односторонняя боль. Не одностороннее «вместе».

Я хочу быть нужным. Не идеальным. Не «подходящим». Просто — нужным.

---

Если ты хочешь — могу написать внутренний монолог Лусы, в ответ на этот. Или диалог, в котором они наконец проговаривают всё между собой.

К чёрту барьер слов — ангелу слов не надо
Если нас спросят, чего мы хотели бы

Мы бы взлетели, мы бы взлетели

Улыбка не сходила с моего лица, когда мы с Девой, наконец, покинули офис Cartier и вышли на шумные улицы Шанхая. Город живет своей, особенной жизнью — смесь ультрасовременного и традиционного, где небоскребы соседствуют с узкими улочками, а запахи уличной еды вплетаются в шум моторов и разговоров на десятках языков. Мне нравилось наблюдать, как Деве интересно всё вокруг — она словно впитывала этот город, как губка.

— Это ваш первый опыт работы с Cartier? — спросила она, когда мы неспешно шли по одной из центральных улиц.

— Да, — ответил я, стараясь не выдать своей лёгкой нервозности. — Честно говоря, когда мне предложили этот проект, я был приятно удивлён. Cartier — бренд с историей, и работать с ними — это вызов, но и огромная возможность.

— Понимаю, — кивнула она. — В прошлом году меня не позвали даже на открытие бутика в вашем городе, а теперь такой масштабный проект. Это здорово.

Она замялась, и я заметил, как листок бумаги зацепился за её волосы. Машинально протянул руку и аккуратно убрал его.

— Спасибо, — улыбнулась она. — Ты внимательный.

В этот момент я заметил, что за нами тихо следят несколько девушек из команды Cartier, тихо хихикая и переговариваясь. Это не удивительно — в таких проектах всегда много глаз и ушей, и мы привыкли к этому.

— Вы большая звезда, — сказала Дева, слегка улыбаясь. — Честно, я первый раз вижу, чтобы за кем-то так долго и так много людей следили.

Я усмехнулся и пожал плечами:

— Это часть профессии. Порой это утомляет, но с другой стороны — это и признание. Главное — не потерять себя в этом потоке.

Мы продолжили прогулку, направляясь к месту съёмок. Я хотел показать Деве не только город, но и атмосферу, в которой нам предстоит работать. Наш путь лежал через небольшие парки, оживлённые улицы и тихие переулки, где можно было ощутить настоящий дух Шанхая.

Утро следующего дня началось рано. В студии уже кипела работа: ассистенты расставляли оборудование, визажисты готовили модели, а я вместе с Девой обсуждал концепцию фотосессии.

— Нам нужно, чтобы каждая фотография отражала дух Cartier — элегантность, утончённость, но при этом современность, — объяснял я. — Особенно важно подчеркнуть детали — украшения должны стать главным акцентом, но не затмевать образ.

Дева внимательно слушала, задавала вопросы, предлагала свои идеи. Мне было приятно видеть, как она погружается в процесс, не ограничиваясь только ролью модели.

Мы провели несколько часов, репетируя позы, меняя освещение и подбирая ракурсы. Я старался объяснять всё максимально подробно — ведь для качественной работы важен каждый нюанс.

— Дилан, — сказала Дева в перерыве, — мне нравится, как ты ведёшь съёмку. Ты не просто задаёшь команды, а создаёшь атмосферу, в которой хочется работать.

— Спасибо, — ответил я. — Для меня важно, чтобы все чувствовали себя комфортно. Только так можно получить искренние кадры.

В середине дня мы устроили небольшой перерыв. В студии разлили кофе и лёгкие закуски. Я воспользовался моментом, чтобы обсудить с командой технические детали.

— Нам нужно быть внимательными к свету, — сказал я ассистенту по свету. — Особенно на последних снимках, где украшения должны блестеть максимально естественно.

Технические моменты — моя слабость и одновременно страсть. Я мог часами говорить о свете, объективах и композиции.

После перерыва мы вернулись к съёмке, и я заметил, как Дева стала более раскрепощённой, уверенной в своих движениях. Это радовало — хороший фотограф всегда видит, как модель раскрывается.

В течение дня мы перебирали множество образов: от классических до авангардных. Я уделял внимание каждой детали — от положения рук до направления взгляда. Иногда предлагал Деве сделать паузу, чтобы обсудить результат на экране камеры.

— Смотри, здесь свет падает идеально, — показывал я ей снимок. — Но попробуй чуть расслабить плечи, чтобы образ выглядел более естественным.

Она внимательно слушала и сразу же вносила коррективы. Мне нравился её профессионализм и желание учиться.

К вечеру мы подошли к завершающей части съёмок — серии портретов в интерьере, где акцент был на тонкой работе с тенями и отражениями.

— Здесь нам нужна максимальная концентрация, — предупредил я. — Свет будет играть с текстурами, и украшения должны выглядеть живыми.

Дева стояла неподвижно, словно в трансе, а я переключал настройки камеры и света. В этот момент я почувствовал, что мы достигли синергии — команда работала как единый организм, и каждый кадр был результатом совместных усилий.

Когда съёмка закончилась, я почувствовал усталость, но и глубокое удовлетворение.

— Отличная работа, — сказал я Деве. — Сегодня мы сделали много хороших кадров.

Она улыбнулась и кивнула.

— Спасибо, Дилан. Для меня это был ценный опыт.

Я посмотрел на часы — день пролетел незаметно. Мы договорились встретиться завтра, чтобы продолжить работу.

Возвращаясь в отель, я размышлял о том, как важна команда и взаимопонимание на съёмках. Даже самый талантливый фотограф не сможет создать шедевр без поддержки и участия других.

Шанхай оставил после себя ощущение динамики и энергии, которые я хотел перенести в нашу работу. Cartier — это не просто бренд, это история, которую мы должны рассказать через каждый кадр.

Я был готов к новым вызовам и уверен, что вместе с Девой и командой мы создадим что-то действительно особенное.